Но Серегил не слушал никого, и, в конце концов, так дешево купился. Илар придумал игру: он давал ему задания, как бы в шутку, для проверки его сил — украсть немного еды из одного лагеря, пробраться в самое сердце другого, и принести доказательства, что он побывал там и вернулся, никем незамеченным, и тому подобное. Возгордившись своими успехами и одобрением старшего, он, не раздумывая, вошел в палатку хаманского кирнари, за документом, который должен был помочь его отцу в переговорах. Ему и в голову не пришло, что едва он справится с поручением, как Илар убедит одного из родственников кирнари Хамана также пойти туда под каким-то предлогом.
Было темно, и появившийся человек напугал Серегила. Оба выхватили оружие, но Серегил оказался быстрее и ударил его ножом, действуя под влиянием страха и паники, прежде чем смог подумать о последствиях. Серегил не хотел убивать его. Убийство сковало отвращением его сердце, и он и не подумал уйти. Илар и его друзья-заговорщики к тому времени были уже далеко, а Серегил появился в палатке Совета, в раскаянии и слезах, с ещё теплой кровью — первой, которую он пролил — на своих руках и белой тунике.
Илара в Ауренене больше никогда не видели…
Серегил не почуял, что его отравили, пока полупустая чашка с похлебкой не выскользнула из его рук, загремев по полу.
— Нет! — прошептал он, когда комната вдруг закачалась. Зачем было Илару убивать его теперь, после всех этих испытаний?
Но он не умер, и даже не потерял сознание. Его тело просто онемело, оставив ужасающе ясными его мысли.
Шло время, а он так и сидел обездвиженный, сползший со стула, и уже не зная, что и думать. Наконец он услышал как в двери повернулся ключ. И он нисколько не удивился, когда появился Илар, закрывший за собой дверь. Вуали не было на его лице.
— Илар-и-Сонтир, — скрипнул зубами Серегил, с усилием выдавливая из себя слова.
— Хаба. Я надеюсь, еда тебе понравилась? — и он одарил Серегила своей лживой теплой улыбкой, которую тот так хорошо помнил, а затем пересек комнату и склонился над ним. Скользнув пальцем под ошейник Серегила, он слегка подергал его:
— А тебе идёт. Теперь меня все знают под именем Кенир, но можешь звать меня, как и прежде, если хочешь. Здесь это не имеет никакого значения.
Он поднял Серегила на руки, так, словно тот ничего не весил и уложил его на кровать. Под голову Серегилу он подложил подушку, одернул на коленях его одежду и убрал выбившуюся прядку волос с его лица, дразня притворной нежностью, в то время как глаза выдавали его беспокойство. Устроив Серегила так, как ему хотелось, он подтянул стул и сел возле него.
— Полагаю, тебе удобно, Хаба? Скажи, если что не так, — ликующая жестокость проступила сквозь маску благожелательности.
— Что за… отрава…
— О нет, это всего лишь один из настоев моего господина. Тебе, знаешь ли, дают его не впервые. Как тебе спится, с тех пор, как ты попал сюда? Твои сны теперь особенно ярки, не так ли?
Он вынул серебряный флакончик духов и вытащил пробку, взмахнув ею перед носом Серегила. Аромат цветов вандрили. Запах Азриель.
— Ублюд…
— Что такое? Говори же! — Илар отложил флакон в сторону, затем наклонился к нему и погладил Серегила по волосам и щеке. Потом склонился ещё ближе и поцеловал его взасос, проникая языком глубоко в рот.
Серегил попытался его укусить, и Илар отпрянул, отирая губы.
— Когда-то тебе нравилось, как я делал это, — теперь его пальцы заскользили вниз по голой руке Серегила и поперек груди, вызывая в нем невольную дрожь. Илар остановился, нащупав пальцами шрам на груди Серегила.
— Что это? Ах, да, ты же не можешь отвечать, — он обвел по контуру круглый шрам, затем посмотрел на укус дракона, разглядывая руку Серегила.
— Это самая впечатляющая отметина, какую я видел. Подумать только, сколько ты успел всего сделать с последней нашей встречи, чтоб получить такие интересные шрамы, — Илар снова погладил его по щеке:
— Я же был так терпелив все эти годы, и так долго ждал встречи с тобой, мой маленький Хаба. О, как же я наслаждался нашими с тобой вечерами в последнее время, но гораздо лучше, когда ты не спишь.
Серегил вспомнил те сны, что всё время снились ему, и о невидимом возлюбленном, прикасающемся к нему, заставляющем его испытывать боль в ответ на ласки. Если б он только мог, он заткнул бы ему глотку! Я знал бы, если бы он меня изнасиловал. Я знал бы. О, Иллиор…
— Когда ты спал, ты выглядел более юным, совсем как тот мальчик, которого я любил когда-то.
Серегил издал рык отвращения.
Ореховые глаза Илара стали на миг отчужденными.
— Думаю, это на самом деле было так. Я, безусловно, полюбил тебя, в конце концов. Как же трудно мне было выполнять задание, порученное кирнари Вирессы.
Он усмехнулся, увидев, как сузились глаза Серегила:
— Ты же не полагал, что он будет стоять в стороне и позволит твоему отцу добиться успеха, не так ли? Правда, тогда ты был всего лишь ребенком, и вряд ли задумывался о таких вещах.
Он снова погладил волосы Серегила.
— Однако теперь ты взрослый, ведь правда, и всё изменилось? Впрочем, твои прекрасные глаза всё те же, вот только не припомню в них столько ярости прежде когда ты смотрел на меня.
Ни с того ни с сего, он вдруг больно ударил Серегила по лицу:
— Из-за чего бы тебе сердиться? Сравнить ли всё это с тем, что случилось со мной? Тебе позволили жить. Тебе дали свободу!
Противная дрожь пробежала по коже Серегила.
— Ты… знал? — он едва справился с голосом, похожим на шелест.