Тени возвращаются - Страница 50

— Он сказал, что для его целей очень важно именно то, что у меня была такая мать.

— О! А из какого ты клана?

— Хазадриелфейе.

Кенир оторопело посмотрел на него:

— Те, что бежали на север? Я никогда не слышал, чтобы они смешивали кровь с чужаками. Некоторые даже говорят, что они давным-давно вымерли.

— Я никогда не видел родственников моей матери, и не знаю, как она познакомилась с моим отцом. Он никогда ничего не рассказывал мне, кроме того, что она умерла. Позже мне стало известно, что едва я родился, он забрал меня, чтобы её родня не смогла убить меня, как они делают со всеми яшелами. И всё же они убили её, до того, как отцу удалось спасти ее.

— Это очень грустно. Мне жаль.

— Ну не то чтобы я помнил её. Я не так уж много знал о ней, кроме того что…, - он поколебался, но черт побери, почему он должен так опасаться единственного человека, кто был по-настоящему добр с ним здесь?

— Ирейя. Её звали Ирейя-и-Шаар. Оракул показал ее мне. И это на самом деле то немногое, что мне известно.

За исключением того, что она умерла, спасая жизнь моего отца. И мою.

— Значит, ты даже не знаешь, где обитает её народ?

— Точно не знаю. Хазадриелфейе убивают любого чужака, попавшегося им на глаза, так что все стараются избегать тех мест. Те же, кто рискнул, никогда не возвращались.

— Должно быть, тяжело не знать родных фейе, когда ты сам так похож на них.

Алек пожал плечами:

— Мне без разницы. Я же сказал, что долго и не подозревал об их существовании.

Это было, конечно, неправдой. С тех пор, как ему тогда дали посмотреть на мать, ему часто снилось её лицо и взгляд, полный муки, когда она передавала новорожденного сына в руки отца. Он много раз размышлял о тайных тропинках у подножья Железных гор, которые хорошо были известны его отцу и которых тот тщательно избегал. Каждый в Керри знал легенду о фейе, живших где-то за перевалом Дохлого Ворона, хотя многие считали это всего лишь легендой. Но в старинных преданиях, которые рассказывают у огонька в таверне, говорится о темном и опасном народе, убивающем неосторожных охотников, осмелившихся нарушить их границы.

— Тебе известно, что собирается сделать со мной Ихакобин? — спросил он, кидая крошки рыбам.

— Как я уже говорил, Алек, я делаю лишь то, что мне говорят. Он не доверяет мне никаких секретов.

Кенир стоял, вновь подставив лицо солнечным лучам, прикрыв глаза и улыбаясь, словно обрел покой в своих мыслях. Видя его таким, Алек вдруг подумал: "Клянусь Четвёркой, да он красавец!"

От этой предательской мысли он даже оторопел и тут же устыдился её. Откуда, чёрт подери, такое лезет в голову?

К счастью, Кенир ничего не заметил.

Алек сосредоточился на рыбах, снова чувствуя себя виноватым и с досадой вспоминая, какую свару затеяли они с Серегилом, когда тот предложил, чтобы он нашел себе подружку, которая согласилась бы родить ему детей. И вот теперь он был здесь, и заглядывался на другого мужчину. Прости меня, тали!

После почти двухнедельного отдыха и хорошей еды, Серегил сказал себе, что чувствует сегодня прилив сил, однако несколько кругов по комнате заставили его изменить мнение. Обессиленный и мрачный, он даже не стал сопротивляться, когда Зориель поставила его стул к окну и усадила его там с миской утренней каши, подоткнув одеяла ему под колени, словно какому-нибудь старику. Какой бы магией ни воспользовались работорговцы, она повлияла на него гораздо сильнее, чем всё, с чем он когда-либо сталкивался. Кроме, пожалуй, того амулета, который они с Алеком так неосторожно украли у пленимарского герцога вскоре после своего знакомства. От той неприятной истории у него навсегда остался шрам на груди.

Он пристально вгляделся в сад внизу, словно ещё раз прокручивая в голове возможные пути бегства: высокое дерево, каменная кладка, за которую можно неплохо ухватиться, плети роз. Из того немногого, что ему было видно, он сделал вывод, что это загородный дом, а это создавало определенные неудобства. В городе было бы легче затеряться: открытые же поля, скорее всего голые в это время года, были наихудшим вариантом.

Что проку волноваться об этом пока я не стал достаточно силен, чтобы попытаться бежать! Чувствуя себя более разбитым, чем когда-либо, он уперся подбородком в кулак и стал смотреть на искрящийся фонтан. В бассейне, который он не заметил прежде, плавало много больших рыб. Это было верным признаком богатства, хотя об этом он уже и раньше догадался.

Ещё там пили и купались голуби, но их вспугнули люди, появившиеся в закрытом портике. Он ожидал увидеть детей с их нянькой, но это были двое более высоких человека, чьи лица были скрыты вуалями. Они на время исчезли из виду, но затем вновь появились на одной из дорожек, ведущих к фонтану.

— Алек! — У Серегила захватило дух, и он вскочил на непослушных ногах, впившись пальцами в прутья решетки. Не могло быть никаких сомнений: даже с вуалью и в бесформенной одежде он узнал своего возлюбленного по его осанке и походке, по косичке, спадавшей на спину поверх его плаща.

Он жив! Он жив, и он здесь, в этом доме!

— Алек! — закричал он.

Когда стало ясно, что Алек его не слышит, Серегил начал колотить в толстое стекло между прутьев. Стекло не поддавалось и, кажется, даже звук его ударов не достигал ушей тех людей в саду. Но это не останавливало его, он кричал до хрипоты. Колеблясь между облегчением и разочарованием, он осел возле прутьев решетки, не замечая слез, катившихся по его щекам, и упиваясь видом своего тали, живого и очевидно благополучного.